Мемориалы и памятники

27 января 1945 года советские войска освободили концлагерь Освенцим. В этот день сейчас отмечается Международный день памяти жертв Холокоста - шести миллионов убитых евреев, а в Германии также - День памяти всех жертв национал-социализма, погибших в концентрационных и трудовых лагерях, тюрьмах, на невольных работах и в центрах умерщвления.

Места памяти в Германии

Берлин

Центральный мемориал памяти евреев Европы, убитых во времена национал-социализма, находится в Берлине недалеко от Рейхстага и Бранденбургских ворот. Он был открыт в 2005 году. В его подземной части расположен документационный центр. Некоторые из документов его экспозиции на русском языке - материалы, собранные после войны во время расследований преступлений, совершенных в "третьем рейхе".

Места памяти в Германии

"Хрустальная ночь"

Во время еврейских погромов в так называемую "хрустальную ночь" 9-10 ноября 1938 года на территории нацистcкой Германии и в некоторых частях Австрии было разрушено более 1400 синагог и молельных домов. Одна из синагог находилась на улице Казерненштрассе в Дюссельдорфе. После войны здесь и во многих других таких местах были установлены памятники или мемориальные доски.

Места памяти в Германии

Дахау

В концентрационном лагере Дахау погибли 41500 человек. Он был создан в 1933 году под Мюнхеном для политических заключенных. Позже в Дахау стали отправлять евреев, гомосексуалов, Свидетелей Иеговы и представителей других групп, преследовавшихся нацистами. Все остальные концентрационные лагеря "третьего рейха" были организованы по его образцу.

Места памяти в Германии

Бухенвальд

Один из крупнейших лагерей находился в Тюрингии близ Веймара. С 1937 по 1945 годы в Бухенвальде было заключено около 250 тысяч человек. 56 тысяч узников погибло. Среди них было также несколько сотен дезертиров и отказавшихся служить в вермахте. После войны их еще долго продолжали считать в Германии "предателями" и "трусами", а первый памятный камень установили в Бухенвальде лишь в 2001 году.

Места памяти в Германии

Геноцид цыган

Этот памятник, установленный в Бухенвальде в 1995 году на территории бывшего блока № 14, посвящен погибшим здесь цыганам - европейским рома и синти. На камнях выбиты названия всех лагерей "третьего рейха", в которые их отправляли. Общее число жертв геноцида цыган в Европе до сих пор неизвестно. Согласно разным данным, оно может составлять от 150 тысяч до 500 тысяч человек.

Места памяти в Германии

Лагерь смерти Лангенштайн-Цвиберге

У Бухенвальда было более 60 так называемых внешних лагерей. Один из них - "Малахит" в Лангенштайн-Цвиберге под Хальберштадтом. Его узники строили подземный завод для "Юнкерса". Две тысячи заключенных погибли от болезней и истощения, стали жертвами пыток и казней. Еще 2500 скончались или были убиты во время марша смерти, когда лагерь эвакуировали из-за приближения фронта.

Места памяти в Германии

Дора-Миттельбау

Еще один внешний лагерь Бухенвальда был образован в 1943 году близ города Нордхаузен в Тюрингии для организация производства на подземном заводе ""Миттельверк"", где собрались ракеты V-2 и другое вооружение. За полтора года через лагерь Дора-Миттельбау прошло 60 тысяч человек. Большую часть составили узники из Советского Союза, Польши и Франции. Каждый третий из них погиб.

Места памяти в Германии

Берген-Бельзен

Мемориал на территории бывшего концентрационного лагеря Берген-Бельзен в Нижней Саксонии. Всего в этом лагере погибло около 50 тысяч человек, среди них 20 тысяч военнопленных. В апреле 1945 года здесь умерла 15-летняя Анна Франк - автор знаменитого дневника, обличающего нацизм и переведенного на многие языки мира.

Места памяти в Германии

Заксенхаузен

"Работа делает свободным" - эта вывеска на немецком языке над воротами концлагеря Заксенхаузен в Бранденбурге стала нарицательной. Всего в этом лагере было убито или погибло свыше 100 тысяч человек, в том числе от 13 до 18 тысяч советских военнопленных. Среди них - старший сын Сталина Яков Джугашвили. Национальный мемориал, учрежденный правительством ГДР, был открыт здесь в 1961 году.

Места памяти в Германии

Флоссенбюрг

"Я слышал о Дахау и Освенциме, но никогда еще о Флоссенбюрге" - такая цитата встречает посетителей в бывшем концлагере на территории Баварии. В этом лагере скончалось 30 тысяч человек. Его узником был известный немецкий пастор, теолог и участник заговора против Гитлера Дитрих Бонхёффер, а среди советских военнопленных - отец бывшего президента Украины Виктора Ющенко Андрей.

Места памяти в Германии

Барак № 13

В берлинском районе Шёневайде находился один из многочисленных лагерей для подневольных рабочих, угнанных из других стран на принудительный труд в Германию. Общее их число за годы "третьего рейха" составило несколько миллионов человек. Судьбам подневольных рабочих посвящена экспозиция документационного центра в одном из сохранившихся бараков этого лагеря.

Места памяти в Германии

Равенсбрюк

Скульптура матери с ребенком на берегу озера в Равенсбрюке - крупнейшем женском концентрационном лагере "третьего рейха". Он был создан в 1939 году в 90 километрах к северу от Берлина. Количество заключенных за время его существования составило более 130 тысяч человек - около 40 национальностей. 28 тысяч узников погибло. В лагере также проводились медицинские эксперименты.

Места памяти в Германии

"Бараки Сименса" в Равенсбрюке

Заключенные Равенсбрюка и многочисленных его подлагерей использовались на принудительных работах. В 1940 году здесь было создано текстильное производство, а в 1942 году электротехнический концерн Siemens & Halske AG построил 20 промышленных бараков. По свидетельствам выживших узников, в конце 1944 года на эту фирму здесь ежедневно работало до 3000 женщин и детей.

Места памяти в Германии

Печи для Освенцима

Бывшая фабрика Topf & Söhne в Эрфурте. Здесь по заказу национал-социалистов производились печи, в которых сжигали людей, погибших в Освенциме и других концентрационных лагерях. В Международный день памяти жертв Холокоста 27 января 2011 года в бывшем здании фабрики открыт документационный центр.

Места памяти в Германии

""Камни преткновения""

Такие металлические таблички, вмонтированные в тротуары, можно увидеть во многих городах Германии. ""Камни преткновения"" - Stolpersteine. Первый из них немецкий художник Гунтер Демниг установил в Кельне в 1995 году. Камни напоминают о жертвах национал-социализма около домов, в которых они жили. Их насчитывается уже более 45 тысяч в 800 немецких населенных пунктах и 200 - за пределами Германии.

Места памяти в Германии

Гестапо

Изучением преступлений нацизма в Германии также занимаются многочисленные документационные центры. В Кельне такой центр и музей расположены в бывшем здании гестапо - EL-DE-Haus. В его подвале находились камеры для заключенных, на стенах которых сохранились надписи, в том числе, на русском языке.

Места памяти в Германии

Гомосексуалы

С 1935 года нацисты начали также преследовать гомосексуалов. Всего в "третьем рейхе" их было осуждено более 50 тысяч. Около 7 тысяч погибли в концлагерях. В 1995 году на набережной в Кельне был установлен памятник - Розовый треугольник. Мемориал, изображенный на фото, открыли в 2008 году в берлинском парке Большой Тиргартен. Еще один находится во Франкфурте - Франкфуртский ангел (1994).

Места памяти в Германии

Противники режима

Музей тюрьмы Плётцензее в Берлине. В 1933-1945 годах национал-социалисты казнили здесь более 3000 противников режима, многих - на гильотине. Среди жертв - участники неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года и те, кто знал о его подготовке.

Места памяти в Германии

Серые автобусы

"Серый автобус" - монумент, созданный в 2006 году в память о более чем 70 тысячах жертв евгенической программы "Т-4" - людей с психическими расстройствами, умственно отсталых, наследственно отягощенных больных и инвалидов. Такие автобусы забирали их в центры умерщвления. Памятник перевозят, временно устанавливая в местах, связанных с программой. Копия постоянно находится в Кельне.

Места памяти в Германии

Замок Графенек

Один из шести центров, в которых осуществлялись убийства людей в рамках программы эвтаназии "Т-4", находился в замке Графенек в Баден-Вюртемберге. С января по декабрь 1940 года здесь в камерах с угарным газом погибли 10654 человека. В 2005 году здесь открыли документационный центр, в котором ежегодно бывает до 20 тысяч посетителей.

Места памяти в Германии

Зонненштайн

Еще один центр смерти располагался в саксонском городе Пирна в замке Зонненштайн. В 1940-1941 годах в его газовой камере было убито 13720 человек, страдавших психическими заболеваниями, и умственно отсталых людей, а также более тысячи узников концлагерей. Пепел из крематория сбрасывали в Эльбу. Родственникам высылалось фальсифицированное свидетельство о смерти в результате болезни.

Места памяти в Германии

Преступники

Эта фотография была сделана в 1946 году во время процесса по делу врачей и других сотрудников еще одного нацистского центра умерщвления, находившегося в гессенском городе Хадамар. В газовых камерах, с помощью инъекций и преднамеренного прекращения необходимых терапий они убили около 14500 пациентов. Постоянная экспозиция, рассказывающая об этих преступлениях, работает в Хадамаре с 1991 года.

Места памяти в Германии

Логистика Холокоста

В заключение - о передвижной выставке немецкого железнодорожного концерна Deutsche Bahn "Спецпоезда смерти" ("Sonderzüge in den Tod"). С 2008 года в разных местах Германии, в которых она демонстрировалось, на ней побывало более 350 тысяч посетителей. Этой теме также посвящен специальный раздел постоянной экспозиции музея Немецких железных дорог в Нюрнберге.

Эффект Люцифера [Почему хорошие люди превращаются в злодеев] Зимбардо Филип Джордж

Банальность зла

Банальность зла

В 1963 г. социальный философ Ханна Арендт написала книгу, ставшую классикой нашего времени: «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме». В ней Арендт подробно описывает судебный процесс над военным преступником Адольфом Эйхманом, убежденным нацистом, который лично отдавал приказы об уничтожении миллионов евреев. Эйхман оправдывал свои действия точно так же, как и другие нацистские лидеры: «Я просто выполнял приказы». Как пишет Арендт, «[Эйхман] был полностью уверен в том, что не является innerer schwainenhund, т. е. грязным ублюдком по натуре; что же касается совести, то он прекрасно помнил, что он поступал бы вопреки своей совести как раз в тех случаях, если бы не выполнял того, что ему было приказано выполнять - с максимальным усердием отправлять миллионы мужчин, женщин и детей на смерть».

Однако самое поразительное свидетельство Арендт о суде над Эйхманом - то, что он казался совершенно обычным человеком:

«Полдюжины психиатров признали его „нормальным“. „Во всяком случае, куда более нормальным, чем был я после того, как с ним побеседовал!“ - воскликнул один из них, а другой нашел, что его психологический склад в целом, его отношение к жене и детям, матери и отцу, братьям, сестрам, друзьям „не просто нормально: хорошо бы все так к ним относились“».

Размышления о судебном процессе над Эйхманом привели Арендт к ее знаменитому выводу:

«Проблема с Эйхманом заключалась именно в том, что таких, как он, было много, и многие не были ни извращенцами, ни садистами - они были и есть ужасно и ужасающе нормальны. С точки зрения наших юридических институтов и наших норм юридической морали эта нормальность была более страшной, чем все зверства вместе взятые, поскольку она подразумевала… что этот новый тип преступника, являющегося в действительности „врагом человечества“, совершает свои преступления при таких обстоятельствах, что он практически не может знать или чувствовать, что поступает неправильно… Словно в последние минуты он [Эйхман] подводил итог урокам, которые были преподаны нам в ходе долгого курса человеческой злобы, - урокам страшной, бросающей вызов словам и мыслям банальности зла».

Слова Арендт о «банальности зла» остаются актуальными и сегодня, потому что геноцид до сих пор продолжается по всему миру, а пытки и терроризм не исчезают. Мы предпочитаем не думать об этом вопиющем факте и считаем безумие злодеев и бессмысленное насилие тиранов следствием их личной предрасположенности. Наблюдая ту гибкость, с которой социальные силы могут побудить нормальных людей совершать ужасающие поступки, Арендт первой поставила под сомнение эту точку зрения.

Мучители и палачи: патологические личности или ситуационный императив?

Нет сомнений, что систематические пытки, которым одни люди подвергают других, являются выражением одной из самых темных сторон человеческой природы. Конечно, рассуждали мы с коллегами, среди мучителей, годами, изо дня в день творивших грязные дела, иногда можно обнаружить предрасположенность к злу. Именно это мы обнаружили в Бразилии - здесь пытки «подрывных элементов» и «врагов государства» были обычной практикой в течение многих лет. Этим грязным делом с санкции правительства обычно занимались полицейские.

Мы начали с тех, кто пытал, стараясь, во-первых, заглянуть в их души, а во-вторых, разобраться со сформировавшими их обстоятельствами. Затем мы раскинули свои аналитические сети еще шире и захватили их товарищей по оружию, которые выбрали сами или по приказанию начальства другую палаческую работу: членов батальонов смерти. У полицейских и у солдат батальонов смерти был «общий враг»: мужчины, женщины и дети, которые хотя и жили в той же стране и даже могли быть их соседями, но, по мнению Системы, угрожали национальной безопасности - например, были социалистами и коммунистами. Некоторых нужно было убить сразу; других, которые могли обладать секретной информацией, нужно было сначала заставить выдать ее под пытками, а затем уже убить.

Выполняя это задание, мучители могли отчасти положиться на продукты «злого гения», материализованные в виде орудий и методов пыток, которые совершенствовались столетиями, начиная со времен инквизиции, а затем правительствами разных стран. Однако в обращении с особыми врагами нужна была некоторая доля импровизации, чтобы ломать их волю с наименьшими усилиями. Некоторые жертвы уверяли в своей невиновности, отказывались признавать свою вину или были настолько упрямы, что их не пугали даже самые жестокие пытки. Мучители не сразу приобретали сноровку в своем ремесле. Для этого им требовались время и понимание человеческих слабостей. Задача батальонов смерти была, наоборот, проста и понятна. В капюшонах, скрывающих лица, с оружием в руках и при поддержке группы, они могли выполнять свой гражданский долг стремительно и безлично: «просто бизнес, ничего личного». Но для заплечных дел мастера его работа никогда не была просто бизнесом. Пытки всегда связаны с личными отношениями; мучителю важно понять, какие пытки нужно использовать, какой должна быть их интенсивность применительно к конкретному человеку и определенному моменту. Не те или недостаточно сильные пытки - и признания не будет. Слишком сильное давление - и жертва умрет, не успев признаться. И в том и в другом случае мучитель не добьется своей цели и навлечет на себя гнев начальства. Способность определять правильные виды и степень пыток, дающие нужную информацию, приносила солидное вознаграждение и поощрение начальства.

Что за люди могут заниматься такими делами? Вероятно, они должны быть садистами и законченными социопатами, чтобы рвать на части плоть своих собратьев, изо дня в день, в течение многих лет? Может быть, эти «работники ножа и топора» относятся к другой породе, чем все остальное человечество? Может быть, это просто плохие семена, из которых выросли плохие плоды? Или это совершенно нормальные люди, которых запрограммировали совершать все эти прискорбные действия с помощью каких-то известных и несложных программ обучения? Можно ли определить ряд внешних условий, ситуационных переменных, которые превращают людей в мучителей и убийц? Если причина их злодеяний - не внутренние дефекты, а некие внешние силы - политические, экономические, социальные, исторические и эмпирические, методы обучения в школах полиции, то можно было бы сделать некоторые общие выводы, не зависящие от конкретной культуры и окружения, и обнаружить некоторые принципы, связанные с такой прискорбной трансформацией человеческой личности.

Бразильский социолог и эксперт Марта Хаггинс, греческий психолог и эксперт по пыткам Мика Харитос-Фатурос и я взяли глубинные интервью у нескольких десятков бывших полицейских, принимавших личное участие в пытках в разных городах Бразилии. (Обзор методов и подробное описание результатов этого исследования см. здесь.) Ранее Мика провела подобное исследование личностных особенностей военных, применявших пытки во время правления военной хунты в Греции, и наши результаты во многом совпали с выводами ее исследования. Мы обнаружили, что садистов отбирают из учебной группы инструкторы, которые ищут тех, кто неуправляем, получает удовольствие, причиняя боль другим, поэтому легко забывает о цели, ради которой нужно получить признание. Однако на основании всех собранных нами данных мы пришли к выводу, что и мучители-полицейские, и палачи из батальонов смерти чаще всего были совершенно обычными людьми и не имели никаких отклонений от нормы, по крайней мере до того, как стали играть свою новую роль. При этом они не проявляли никаких деструктивных склонностей или патологий в течение долгих лет после выполнения «миссии смерти». Трансформации их личности целиком и полностью объяснимы воздействием множества ситуационных и системных факторов, например обучения, которое они прошли перед тем как войти в эту роль, духом товарищества в группе; принятия идеологии национальной безопасности; навязанной веры в то, что социалисты и коммунисты - враги государства. Другие ситуационные факторы, способствующие новому стилю поведения, - возможность чувствовать себя избранными, выше и лучше других людей, награды и почести за выполнение особого задания, его секретность - о происходящем знают только товарищи по оружию; и, наконец, постоянное давление начальства, которое требует результатов, несмотря на усталость или личные проблемы.

Мы описали множество случаев, подтверждающих заурядность и нормальность людей, участвовавших в самых отвратительных акциях, с санкции правительства и при тайной поддержке ЦРУ во время холодной войны (1964–1985) против коммунизма. Отчет под названием «Пытки в Бразилии» (Torture in Brazil), изданный при участии католической епархии Сан-Паулу, приводит подробные данные о том, что бразильских полицейских обучали методам пыток агенты ЦРУ. Эти данные подтверждают наши данные о систематическом обучении методам допросов и пыток в «Школе Америк», где проходили обучение агенты и полицейские из стран, боровшихся во время холодной войны с общим врагом - коммунизмом.

Однако мы с коллегами полагаем, что такие деяния могут повториться в любой момент, в любой стране, где возникает навязчивая идея об угрозе национальной безопасности. И ранее, до ужасов и крайностей, порожденных нынешней «войной с терроризмом», во многих крупных городах велась другая бесконечная война: «война с преступностью». В полицейском управлении Нью-Йорка эта «война» породила феномен «коммандос NYPD». Этой особой команде полицейских предстояло ловить предполагаемых насильников, воров и грабителей. Для этого им предоставили полную свободу действий. Они могли использовать любые средства. Они носили футболки с особым девизом: «Нет лучше охоты, чем охота на человека», и придумали особый боевой клич: «Ночь - наша». Эта профессиональная культура напоминала культуру полицейских-изуверов в Бразилии, которую мы изучали. Одним из самых известных злодеяний нью-йоркских «коммандос» было убийство иммигранта из Африки (Амаду Диалло из Гвинеи). Он попытался вытащить свой бумажник, чтобы достать удостоверение личности, и в него всадили больше 40 пуль. Иногда «случаются проколы», но обычно существуют известные ситуационные и системные силы, способствующие таким происшествиям.

Нас бомбят «идеальные солдаты» и «обычные британские парни»

Стоит привести еще два примера «нормальности» участников массовых убийств. Первый пример - результаты глубинного исследования воздушных пиратов-смертников, совершивших террористические атаки в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября, в результате которых погибло почти 3000 ни в чем не повинных мирных граждан. Второй пример - отчеты лондонской полиции о террористах-смертниках, подозреваемых в планировании террористических актов в лондонском метро и в автобусах в июне 2005 г., когда были убиты и ранены несколько десятков человек.

Портреты нескольких террористов, принимавших участие в атаке 11 сентября, созданные на основании тщательных исследований репортером Терри Макдермотом и описанные в книге «Идеальные солдаты» (Perfect Soldiers), еще раз подчеркивают, что это были совершенно обычные люди, которые вели совершенно обычную жизнь. Исследование привело Макдермота к зловещему выводу: «Может быть, в мире еще очень много таких людей». Одна рецензия на эту книгу возвращает нас к тезису о банальности зла, адаптированному для эры глобального терроризма. Обозреватель The New York Times Мичико Какутани предлагает пугающий постскриптум: «На смену карикатурным образам „злых гениев“ и „фанатиков с дикими глазами“, изображающих участников атаки 11 сентября, приходит образ Идеального Солдата - на удивление нормального человека, который вполне мог быть нашим соседом или сидеть рядом с нами в самолете».

Этот сценарий с пугающей точностью реализовался во время атак в лондонском общественном транспорте, которые совершила команда террористов-смертников, «обычных убийц», незаметных пассажиров метро или автобуса. Для их друзей, родных и соседей из города Лидса на севере Англии эти молодые мусульмане были «обычными британскими парнями». В их прошлом не было ничего, что бы указывало на то, что они опасны; действительно, они были настолько «обычными», что легко нашли работу и заняли вполне достойное место в обществе. Один из них был профессиональным игроком в крикет, ради благочестивой жизни он даже бросил пить и встречаться с женщинами. Другой оказался сыном местного бизнесмена, хозяина закусочной. Еще один был социальным педагогом, занимался с детьми-инвалидами, недавно стал отцом и вместе с семьей переехал в новый дом. В отличие от угонщиков самолетов в Соединенных Штатах, которые с самого начала вызывали некоторые подозрения, потому что были иностранцами и пытались научиться управлять самолетом, все эти люди выросли в Великобритании и никогда не попадали в поле зрения полиции. «Это совершенно на него не похоже. Должно быть, кто-то промыл ему мозги и заставил его это сделать», - сказал друг одного из них.

«Самое ужасное в террористах-смертниках - что они совершенно нормальны», - пишет Эндрю Силк, эксперт по этому вопросу. Он отмечает, что судебная экспертиза тел погибших террористов-смертников не выявила следов алкоголя или наркотиков. Они делали свое дело с ясным умом и самоотверженностью. И каждый раз, когда происходит очередная стрельба в учебном заведении, как это было в средней школе «Колумбайн» в Соединенных Штатах, те, кто думал, что хорошо знает преступника, как правило, говорят: «Он был таким хорошим мальчиком, из хорошей семьи… Невозможно поверить, что он это сделал». Это возвращает нас к вопросу, который я поднял в первой главе: хорошо ли мы знаем других людей? И далее, как следствие, возникает вопрос: хорошо ли мы знаем себя, знаем ли мы, как повели бы себя в новой ситуации, под давлением зловещих ситуационных сил?

В 1961 году в Иерусалиме происходило нечто странное.

Казалось, весь мир затаил дыхание, наблюдая, как разворачивается процесс против исчадия ада Адольфа Эйхмана. Но взору вчерашним узникам предстал не монстр, а закомплексованный нацистский функционер; блеклый, испуганный немолодой очкарик, который не был ни инициатором «окончательного решения», ни каким-то образцово-показательным садистом. Так выглядел тихий, домашний бухгалтер. Он и был им, как убедительно пишет Ханна Арендт, - всего лишь исполнительным винтиком, укрывшим человечность под ворохом чужих клише-лозунгов в обстановке тотального самообмана. Надо признать, сделать это было не так уж трудно, учитывая тогдашнее звериное положение в мире, где ценность одного человека упорно стремилась к нулю и такие, как Эйхман, легко находили оправдания своим действиям якобы «вынужденностью мер» в кольце врагов.

Конечно, не он, а его начальники - Гейдрих, Гиммлер, Гитлер - задумали «окончательное решение», для этого он был слишком приземленным и услужливым. Даже не он - Эйхман - решал, куда направлять евреев и как с ними обращаться. В лучшем случае - «высказывал предложения», но его руководство далеко не всегда соглашалось с ними.

В этом и был весь ужас. Суд столкнулся не с олицетворением зла, единоличного произвола, которое можно заклеймить в одном человеке и отбросить, а с феноменом коллективного расчеловечивания, своеобразной нацистской обстановкой, в которой преступление становилось нормой и в которой сомнения слабохарактерных эйхманов легко разбивались о стальное упорство всяких гейдрихов, кальтенбруннеров, гиммлеров. Поэтому суду в Иерусалиме пришлось трудно и нудно разбираться в хитросплетениях нацисткой бюрократии и выявлять меру личной ответственности Эйхмана, чью рутинную деятельность по переброске евреев в концлагеря едва ли можно назвать такой уж одиозной. Если бы не было Эйхмана, то, несомненно, с этим бы справился любой другой функционер среднего ранга. Значит, говоря об Эйхмане, мы имеем дело не с человеком, а с огромной группой населения, которое в нормальное, здоровое время ведет вполне добропорядочную деятельность - работает в госучреждениях и т. д.

К сожалению, вопрос: «Что происходит с обычными людьми в условиях государственного преступного разврата» в книге рассматривается лишь применительно к Эйхману. Если поставить вопрос шире, то можно прийти к неутешительному выводу, что превращение огромного числа людей в массовых убийц вполне под силу государству, и тысячелетние установки вроде «Не убий», какой-то налет цивилизованности рухнут под тяжестью конформизма.

Но отчего еще горше, что в России, совсем не склонной к самообличению, покаянию, хотя нравственные заповеди и духовность вообще здесь педалируются с апломбом, возвращение звериных, сталинских времен не происходит лишь по доброй воле государства, да еще, пожалуй, из-за европейской моды на гуманизм.

Ханна Арендт

Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла

Григорий Дашевский

ПРИМЕРНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ЗЛЕ

Вышедшая только что по-русски книга Ханны Арендт "Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме" о процессе 1961 года над "архитектором Холокоста" давно стала классикой политической мысли ХХ века. Это не "чрезвычайно дотошное исследование" Холокоста (как заявляет издательская аннотация). Арендт написала не исторический труд, а подробное, разделенное на множество случаев и примеров, рассуждение о причинах - прежде всего политических - того, почему люди отказываются слышать голос совести и смотреть в лицо действительности. Герои ее книги делятся не на палачей и жертв, а на тех, кто эти способности сохранил, и тех, кто их утратил.

Жесткий, часто саркастический тон книги, отсутствие пиетета к жертвам и резкость оценок возмутили и до сих пор возмущают многих.

Арендт пишет о немцах - "немецкое общество, состоявшее из восьмидесяти миллионов человек, так же было защищено от реальности и фактов теми же самыми средствами, тем же самообманом, ложью и глупостью, которые стали сутью его, Эйхмана, менталитета". Но так же беспощадна она и к самообману жертв и особенно к тем, кто - подобно части еврейской элиты - из «гуманных» или иных соображений поддерживал этот самообман в других.

Судя по аннотации, говорящей о "кровавой попытке тбилисских властей" и об "упорных попытках Запада «приватизировать» тему преступлений против человечности", издатели рассчитывали, что русское издание Арендт укрепит нашу защиту "от реальности и фактов", наш «самообман» и нашу «глупость». На эти расчеты можно было бы не обращать внимания (нам ведь важна книга, а не расчеты издателей), - если бы, рассчитывая превратить издание в своевременную идеологическую акцию, издатели не торопились и эта спешка не сказалась бы на качестве самого издания. Только так я могу объяснить его многочисленные странности.

В русском названии заглавие и подзаголовок почему-то поменялись местами.

Почему-то для перевода выбрано первое, 1963 года, издание книги, а не вышедшее в 1965 пересмотренное и дополненное «Постскриптумом» второе, которое с тех пор и переиздается - и является той классической книгой, которую читает весь мир.

Но главное - у перевода почему-то отсутствует редактор (указаны "главный редактор - Г.Павловский" и "ответственный за выпуск - Т.Раппопорт", но вычитка и сверка перевода в их функции явно не входила). Переводить Арендт (говорю по собственному опыту) - особенно не с ее родного немецкого, а с английского, на котором она часто выражалась неточно, - занятие медленное и непростое. А в отсутствие редактора перевод вышел не то чтобы плохой или даже неточный - а ненадежный. Дело не в том, что тут, как в любом переводе, есть ошибки (например, "радикальная разновидность" антисемитизма превращена в бессмысленный "радикальный ассортимент"), а в том, что эти ошибки искажают тон и мысль книги, искажают авторский голос. "Судьи, слишком хорошо помнящие об основах своей профессии", превращаются у переводчиков в "слишком совестливых для своей профессии" - и сама Арендт вдруг превращается в циника. Вместо "процесс начал превращаться в кровавое шоу", переводчики, путая буквальное и бранное значение слова «bloody», пишут "чертово шоу" - и жесткая оценка превращается в грубую брань.

Но главная тенденция переводческих искажений - банализация мысли Арендт. Поэтому «множественность», ключевое понятие политической философии Арендт, превращается в шаблонный и здесь бессмысленный "плюрализм мнений".

Арендт пишет: "На свете существует многое, что страшнее смерти, и эсэсовцы уж постарались, чтобы эти страшные вещи постоянно предстояли сознанию и воображению их жертв". А в русском переводе читаем: "эсэсовцы постарались, чтобы их узники испытали все вообразимые и невообразимые страдания".

Говоря о восстании в Варшавском гетто, Арендт пишет: подвиг восставших в том и состоит, что они "отказались от сравнительно легкой смерти, которую нацисты им предлагали, - перед расстрельным взводом или в газовой камере". А переводчики пишут: "отказались принять от нацистов «легкую» смерть" - и эти дешевые риторические кавычки выдают всю пропасть между их текстом и текстом Арендт.

Обиднее всего, что таких ошибок не так уж много - если бы перевод был отредактирован, то мы бы все с благодарностью им пользовались. Но в нынешнем состоянии каждый отдельный пассаж доверия не вызывает. А без такого доверия из книги можно получить только самое общее - примерное - представление об идеях Арендт. Но если издатели действительно отказались от редактуры потому, что хотели превратить русское издание в идеологическую акцию, то со своей точки зрения они поступили вполне разумно - такие акции обычно и адресованы тем, кому обо всем хватает примерных представлений.

Ханна Арендт

Григорий Дашевский

ПРИМЕРНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ЗЛЕ

Вышедшая только что по-русски книга Ханны Арендт "Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме" о процессе 1961 года над "архитектором Холокоста" давно стала классикой политической мысли ХХ века. Это не "чрезвычайно дотошное исследование" Холокоста (как заявляет издательская аннотация). Арендт написала не исторический труд, а подробное, разделенное на множество случаев и примеров, рассуждение о причинах - прежде всего политических - того, почему люди отказываются слышать голос совести и смотреть в лицо действительности. Герои ее книги делятся не на палачей и жертв, а на тех, кто эти способности сохранил, и тех, кто их утратил.

Жесткий, часто саркастический тон книги, отсутствие пиетета к жертвам и резкость оценок возмутили и до сих пор возмущают многих.

Арендт пишет о немцах - "немецкое общество, состоявшее из восьмидесяти миллионов человек, так же было защищено от реальности и фактов теми же самыми средствами, тем же самообманом, ложью и глупостью, которые стали сутью его, Эйхмана, менталитета". Но так же беспощадна она и к самообману жертв и особенно к тем, кто - подобно части еврейской элиты - из «гуманных» или иных соображений поддерживал этот самообман в других.

Судя по аннотации, говорящей о "кровавой попытке тбилисских властей" и об "упорных попытках Запада «приватизировать» тему преступлений против человечности", издатели рассчитывали, что русское издание Арендт укрепит нашу защиту "от реальности и фактов", наш «самообман» и нашу «глупость». На эти расчеты можно было бы не обращать внимания (нам ведь важна книга, а не расчеты издателей), - если бы, рассчитывая превратить издание в своевременную идеологическую акцию, издатели не торопились и эта спешка не сказалась бы на качестве самого издания. Только так я могу объяснить его многочисленные странности.

В русском названии заглавие и подзаголовок почему-то поменялись местами.

Почему-то для перевода выбрано первое, 1963 года, издание книги, а не вышедшее в 1965 пересмотренное и дополненное «Постскриптумом» второе, которое с тех пор и переиздается - и является той классической книгой, которую читает весь мир.

Но главное - у перевода почему-то отсутствует редактор (указаны "главный редактор - Г.Павловский" и "ответственный за выпуск - Т.Раппопорт", но вычитка и сверка перевода в их функции явно не входила). Переводить Арендт (говорю по собственному опыту) - особенно не с ее родного немецкого, а с английского, на котором она часто выражалась неточно, - занятие медленное и непростое. А в отсутствие редактора перевод вышел не то чтобы плохой или даже неточный - а ненадежный. Дело не в том, что тут, как в любом переводе, есть ошибки (например, "радикальная разновидность" антисемитизма превращена в бессмысленный "радикальный ассортимент"), а в том, что эти ошибки искажают тон и мысль книги, искажают авторский голос. "Судьи, слишком хорошо помнящие об основах своей профессии", превращаются у переводчиков в "слишком совестливых для своей профессии" - и сама Арендт вдруг превращается в циника. Вместо "процесс начал превращаться в кровавое шоу", переводчики, путая буквальное и бранное значение слова «bloody», пишут "чертово шоу" - и жесткая оценка превращается в грубую брань.

Но главная тенденция переводческих искажений - банализация мысли Арендт. Поэтому «множественность», ключевое понятие политической философии Арендт, превращается в шаблонный и здесь бессмысленный "плюрализм мнений".

Арендт пишет: "На свете существует многое, что страшнее смерти, и эсэсовцы уж постарались, чтобы эти страшные вещи постоянно предстояли сознанию и воображению их жертв". А в русском переводе читаем: "эсэсовцы постарались, чтобы их узники испытали все вообразимые и невообразимые страдания".

Говоря о восстании в Варшавском гетто, Арендт пишет: подвиг восставших в том и состоит, что они "отказались от сравнительно легкой смерти, которую нацисты им предлагали, - перед расстрельным взводом или в газовой камере". А переводчики пишут: "отказались принять от нацистов «легкую» смерть" - и эти дешевые риторические кавычки выдают всю пропасть между их текстом и текстом Арендт.

Обиднее всего, что таких ошибок не так уж много - если бы перевод был отредактирован, то мы бы все с благодарностью им пользовались. Но в нынешнем состоянии каждый отдельный пассаж доверия не вызывает. А без такого доверия из книги можно получить только самое общее - примерное - представление об идеях Арендт. Но если издатели действительно отказались от редактуры потому, что хотели превратить русское издание в идеологическую акцию, то со своей точки зрения они поступили вполне разумно - такие акции обычно и адресованы тем, кому обо всем хватает примерных представлений.

Коммерсантъ - Weekend", № 38, 03.10.2008

Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла

«О Германия…

Слушая речи, доносящиеся из дома твоего, люди смеются, Однако при встрече с тобой они хватаются за нож…»

Бертольд Брехт. «Германия» (пер. А. Штейнберга)

Впервые эта книга в сокращенном и слегка измененном виде была опубликована в виде серии статей в журнале New Yorker.

Я освещала процесс Эйхмана в Иерусалиме для журнала The New Yorker, где этот отчет в несколько сокращенном виде был первоначально опубликован. Книга была написана летом и осенью 1962 года и закончена зимой во время моей работы в университете Уэсли в качестве стипендиата Центра перспективных исследований.

Моими основными источниками, естественно, были различные материалы, которые судебные власти Иерусалима направляли представителям прессы, все в виде ротапринтных копий. Ниже приводится их список:

1) Английский и немецкий переводы с иврита стенограммы процесса. Когда заседания проходили на немецком языке, я пользовалась стенограммой на немецком и сама делала перевод.

2) Перевод вступительной речи генерального прокурора на английский язык.

3) Перевод заключения окружного суда на английский язык.

4) Перевод на английский и немецкий языки апелляции защиты перед Верховным судом.

5) Перевод на английский и немецкий языки апелляционных слушаний в Верховном суде.

6) Немецкоязычный вариант распечатки магнитофонной записи предварительного допроса обвиняемого, который провела полиция Израиля.

7) Данные под присягой письменные показания шестнадцати свидетелей защиты: Эриха фон дем Бах-Зелевски, Рихарда Баера, Курта Бехера, Хорста Грелля, доктора Вильгельма Хёттля, Вальтера Хуппенкотена, Ганса Юттнера, Герберта Капплера, Германа Круми, Франца Новака, Альф-реда Иозефа Славика, доктора Макса Мертена, профессора Альфреда Зикса, доктора Эберхарда фон Таддена, доктора Эдмунда Веезенмайера и Отто Винкельмана.